«Автора поймали!»
85 лет назад, в 1933 году, во время съемок кинокомедии «Веселые ребята» был арестован сценарист фильма, поэт и драматург Николай Эрдман. Пройдя трехлетнюю сибирскую ссылку, он вернулся к работе в кино, но его блестящая театральная карьера была загублена.
Памятная табличка на томском театре, в котором в ссылке работал Николай Эрдман
До своего ареста Николай Эрдман, автор блестящих сатирических комедий «Мандат» и «Самоуйбийца», был очень жизнерадостным человеком. Он даже о смерти думал как бы шутя, и однажды, в начале тридцатых годов, составил список друзей и знакомых, которые придут на его похороны. После триумфального успеха «Мандата» в постановке Мейерхольда Эрдман стал театральной звездой, поэтому список «гостей» у него получился длинным. Тогда драматург составил новый список тех, кто придет с ним проститься, если в день похорон будет плохая погода.
В 1933 году Эрдмана арестовали за сочинение басен антисоветского содержания. Вместе с ним взяли его соавтора, Владимира Масса. Дело баснописцев вел профессиональный «литературовед» с Лубянки, Николай Шиваров, специализировавшийся на писателях — он посадил Мандельштама, уничтожил Нарбута и Пильняка. Перебирая бумаги, изъятые у Эрдмана в ходе обыска, Шиваров заинтересовался двумя перечнями фамилий известных деятелей культуры и искусства. Эрдман тщетно пытался объяснить, что это вовсе не члены конспиративной организации, но следователь ему не поверил и начал вызывать упомянутых в списке на допрос. С особым пристрастием допрашивали тех, кто оказался в обоих «похоронных» списках Эрдмана.
Николай Эрдман на съемочной площадке
История послужила драматургу уроком. С тех пор он перестал сохранять черновики и письма. Особенно в период сибирской ссылки, с 1933 года по 1937-й, которые Эрдман провел в Енисейске и Томске. Десятилетия спустя его биографы обнаруживают случайно сохранившиеся обрывки информации. Например, только в конце XX века стало известно, что Эрдман целый год, с 1935-го по 1936-й, работал завлитом Томского драматического театра. Сам он никому не рассказывал об этом эпизоде своей жизни.
Басни, которые послужили причиной ареста и ссылки Николая Эрдмана и Владимира Масса, широко известны. Самая короткая и часто цитируемая — про Эзопа и ГПУ:
Однажды ГПУ пришло к Эзопу
И взяло старика за жопу.
А вывод ясен:
Не надо басен!
Или вот еще про поэта:
Один поэт, свой путь осмыслить силясь,
Хоть он и не был Пушкину сродни,
Спросил: «Куда вы удалились,
Весны моей златые дни?»
Златые дни ответствовали так:
— Мы не могли не удалиться,
Раз здесь у вас такой бардак
И вообще, черт знает что творится!
Златые дни в отсталости своей
Не понимали наших дней.
Эти произведения, написанные «для своих», исполнялись на театральных капустниках и вечеринках. Об их публикации авторы даже не мечтали, отлично зная строгость советской цензуры.
«В настоящее время... то, что может подумать живой, может высказать только мертвый» — такую реплику произносит один из героев «Самоубийцы».
Написанная в 1928 году, эта пьеса не получила одобрения Главреперткома и не увидела сцены, несмотря на все усилия Мейерхольда и Станиславского. Последний даже писал Сталину, умоляя разрешить постановку «произведения близкого к гениальности», но получил ответ, что «Самоубийца» — комедия пустоватая и вредная«.
Тем не менее, до начала тридцатых годов устное творчество и самиздат оставались как бы вне поля зрения карательных органов. Даже классово чуждые авторы, вроде Николая Клюева, могли устраивать поэтические «квартирники», и ничего им за это не было. Ситуация изменилась после 1931 года. В Ленинграде арестовали Хармса и Введенского, в Москве — Клюева и Мандельштама. Все они отправились в ссылку за то, что читали друзьям и знакомым свои неопубликованные стихи. Дело Эрдмана и Масса в череде арестов писателей того времени выделялось некоторыми театральными обстоятельствами. Баснописцев невольно «сдал» актер МХАТа Василий Качалов.
— Он, говорят, очень мучился, почти год ходил с покаянным видом из-за того, что на банкете после правительственного концерта, выпив и потеряв бдительность, начал читать басни Эрдмана и Масса. Качалов хотел повеселить членов правительства, среди которых находился Ворошилов, а когда почувствовал, что зал холодеет, — было уже поздно. Вскоре авторов взяли прямо на съемочной площадке картины «Веселые ребята», — рассказывает филолог Валентина Головчинер, профессор Томского педагогического университета и театральный критик, собравшая большую коллекцию материалов о Николае Эрдмане.
В этой коллекции беззаботные фотографии из Гагры, где баснописцы в окружении кинозвезд работали над сценарием легендарной картины.
Николай Эрдман в Гаграх
Письмо Эрдмана — образец его знаменитой каллиграфии. «За этот почерк меня обожали все машинистки, которым довелось перепечатывать мои рукописи», — писал он своей жене, московской красавице, балерине Наталье Чидсон.
Письмо жене
Есть и другие письма — актрисе МХАТа Ангелине Степановой, роман с которой у Эрдмана начался еще до ареста, а продолжился в ссылке, куда Степанова приехала к своему любовнику, не испугавшись сибирских расстояний и столичных сплетен.
— В то время МХАТ курировал член ЦК Авель Енукидзе, который вызвал Степанову на ковер и просил прекратить «эти отношения», чтобы не подвергать себя опасности. Он спросил: «Что вами движет?» Степанова ответила: «Любовь». Это произвело на Енукидзе такое впечатление, что он распорядился предоставить ей бесплатный проезд в Енисейск, где она провела с Эрдманом десять дней, — рассказывает Валентина Головчинер.
По тем временам и дорогам, добровольное путешествие актрисы в Енисейск, расположенный в 400 километрах к северу от Транссибирской магистрали, можно считать настоящим подвигом во имя любви. Даже если оно совершалось при поддержке чиновника из ЦК.
Благодаря переписке Степановой и Эрдмана мы знаем, что в первый год жизни на берегах Енисея опальный драматург планировал написать пьесу о золотодобытчиках.
— Он писал, что с наступлением весны местные жители отправляются в тайгу мыть золото. Эта экзотическая тема заинтересовала Эрдмана. «Собираюсь писать про золото, — сообщает он Степановой в одном из писем. — Для этого мне нужны те, кто моют его, такие есть. И водка, но её нет. Навигация на Енисее еще не началась», — цитирует письмо Эрдмана Валентина Головчинер.
— Водка ему нужна была для вдохновения или чтобы развязывать языки собеседников?
— В письме Эрдман называет ее «амброзия». Он любил такие неожиданные выражения — «амброзию с материка еще не привезли». Но понятно, какого рода амброзию он собирался пить с этими людьми. Однако, никаких следов пьесы «Золото» не сохранилось. В сибирских письмах все чаще мелькают упоминания о «Гипнотизере», комедии, над которой Эрдман начал работать в Енисейске и продолжал работу в Томске.
Благодаря нескольким уцелевшим в архиве Эрдмана черновикам можно попытаться восстановить замысел «Гипнотизера». Заведующий провинциальный клубом собирает своих подчиненных и произносит гоголевскую фразу: «Я пригласил вас, товарищи, с тем чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие: к нам приехал гипнотизер». Выясняется, что из Москвы дано распоряжение оказать «товарищу артисту» поддержку. Подчиненные спрашивают: «Кого он будет гипнотизировать?» — «Желающих», — отвечает завклубом. «А где же он таких дураков найдет?» — «Приказано их выделить из своей среды». Далее следует искрометный диалог работников культуры. Гипнотизера надо встречать с оркестром, но оркестр в этот день играет на похоронах. «Успеют еще наиграться на кладбище!» — бросает реплику завклуба. И так далее, в фирменном эрдмановском духе. Видимо, кульминацией пьесы должно было стать выступление артиста, во время которого загипнотизированный партийный деятель рассказывает со сцены «всю правду».
— Вам не кажется, что эта идея напоминает булгаковский «сеанс черной магии с последующим разоблачением? И к тому же свита Воланда в «Мастере и Маргарите» неоднократно называется «шайкой гипнотизеров».
— В то время был очень популярен Вольф Мессинг, артист-менталист, выступавший с так называемыми «опытами по чтению мыслей». Своего рода модное веяние. Неудивительно, что этот образ использовали писатели тридцатых годов. Когда Эрдман освободился, он читал отрывки из пьесы в доме Булгаковых. А пока он был в ссылке, Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна передавали Эрдману приветы через Ангелину Степанову, которая играла в булгаковском «Мольере». Она, кстати, в своих письмах Эрдману неодобрительно отзывалась об этой постановке — слабый текст, нечего играть. Она считала Николая Робертовича гением номер один в советском театре.
Томский театр, в котором работал Николай Эрдман
— И этот гений устраивается завлитом в захолустный драматический театр города Томска.
— Но даже это для него было счастьем после Енисейска. В томском театре он получал очень низкую зарплату — 400 рублей, вдвое меньше, чем у начинающего актера второй категории. Притом что он выполнил очень ответственную работу — написал инсценировку романа «Мать». На афише, конечно, не было фамилии Эрдмана. Автором инсценировки значился муж главного режиссера, Лины Самборской. И премия за эту работу Эрдману досталась очень скромная, артисты получили деньги или отрезы на платья, а завлиту дали бутылку шампанского. И все равно он был доволен, в письмах матери он рассказывает, что томский театр — не хуже московских, а репертуар тот же самый, что идет в Москве. Я думаю, переезд Эрдмана в Томск — это заслуга Степановой, результат ее хлопот, — говорит Валентина Головчинер.
В Томске Эрдман снимает комнату на первом этаже деревянного дома, расположенного в пяти минутах ходьбы от главной улицы, на которой стоял театр. Родным и друзьям он сообщает, что разница между енисейской и томской жизнью — поразительная. В Томске у него есть не только работа по специальности, но еще — что очень важно для Сибири — уборная прямо в доме, под крышей. Ему больше не надо бегать «на двор» в сорокаградусный мороз.
Валентина Головчинер на открытии памятной доски Николаю Эрдману в Томске
— В середине тридцатых годов двое ссыльных, почти одновременно, отправляются из Москвы в Енисейск, а затем переезжают в Томск. Я имею в виду Николая Эрдмана и философа Густава Шпета. Но мы знаем, что судьба Шпета сложилась трагически — в Томске его расстреляли. Как вы думаете, что спасло от подобного финала Эрдмана?
— Мне кажется, в годы Большого террора в первую очередь уничтожали тех, кто ломался. Особенно это относится к художникам. Те, кто начинали славословить вождя, — погибали. Мандельштам, вернувшись из воронежской ссылки, написал оду Сталину. И всё! Почти сразу последовал арест. А Булгаков? Он написал «Батум». Мхатовцы так радовались, что будут играть в этой ужасной пьесе. Но Сталин дал понять, что ему этого не нужно, и тогда у Булгакова произошел нервный срыв, окончательно разрушивший его здоровье. Эрдман, в отличие от многих, не сломался и ничего не написал о Сталине. Более того, он продолжал сочинять комедии. И все это было, как говорят мои студенты, по чесноку, с полной самоотдачей. Вспомните мультфильмы, сценарии к которым Эрдман написал после ссылки: «В стране невыученных уроков», «Голубая антилопа», «Кошка, которая гуляла сама по себе» и другие. Какой там тонкий юмор! — говорит Валентина Головчинер.
Николай Эрдман, 1950-е годы
Однако было сломано главное жизненное призвание Эрдмана, его театральная карьера. До конца жизни он не создал ничего подобного «Мандату» и «Самоубийце». Своего «Гипнотизера» он уничтожил и больше не обращался к сатирическому жанру. Возможно, причиной тому был здравый смысл. Драматург понимал, что пьесы, подписанные его именем, в Советском Союзе идти не будут. Поэтому занялся киносценариями и даже получил Сталинскую премию а за фильм «Смелые люди» (1952 г) — это был первый советский вестерн. Он мог получить эту премию и раньше — за фильм «Волга-Волга» (1938 г.) Но режиссер Григорий Александров побоялся тогда включить своего опального сценариста в число претендентов на премию. В этом сценарии, кстати, Эрдман позволил себе тонко, эзоповым языком, пошутить, дав реплику девочке Дуне, которая задорно кричит прямо в камеру: «Смотри, автора поймали!»
